Информационная война: как в России создается параллельная реальность

При освещении нынешних украинских событий как российские, так и украинские СМИ намеренно вводят потребителей информации в заблуждение.

Сравнить распространенность и масштабы этого явления для двух стран вряд ли возможно без изучения огромного информационного массива, однако даже при поверхностном просмотре материала заметны два принципиальных отличия в том, как именно российская и украинская стороны искажают передаваемую информацию.


Сказка ложь, да в ней навет, добрым молодцам привет

В информационных войнах обязательно в той или иной степени происходит демонизация противника. Ему дают обидные прозвища (бандерлоги, майдауны, укрофашисты и т.д. с одной стороны, ватники, колорады, руССкие и т.д. – с другой), а его действия и замыслы изображают более злонамеренными, чем они есть. В этом плане российско-украинский конфликт не привнес ничего нового. Однако заметно существенное расхождение в том, кого та и другая сторона считает противником. Если для украинских СМИ и блогеров противники – это не все жители России или юго-востока Украины, а те из них, которые занимают отчетливо антиукраинскую позицию и ведут антиукраинскую деятельность, то россияне видят врага в любом более-менее лояльном своей стране украинце.

В российском информационном поле украинец изображается фашистом, нацистом, недочеловеком, кровожадным существом, любящим убийства. Негативные характеристики такой же силы и интенсивности украинская сторона использует, пожалуй, только для описания вооруженных сепаратистов. Характерно, что российская сторона, ориентируя свои инвективы на украинцев в целом, ошибочно воспринимает прозвища «ватники» и «колорады» как относящиеся к русским (или россиянам) в целом, тогда как «ватник» указывает на людей с определенной идеологией, своего рода «майдаунов наоборот», а «колорадами» называют тех, кто носит георгиевскую ленточку не просто в память о Великой Отечественной, а в качестве сознательного антиукраинского жеста.

Изображение любого украинца врагом особенно четко проявилось после гибели пророссийских активистов на пожаре в Доме профсоюзов в Одессе и после публикации в сети видеозаписи последних секунд жизни луганчанки, которой оторвало ноги взрывом украинской ракеты. В обоих случаях российская пропаганда использовала один и тот же прием. Российские СМИ, а также прокремлевские и проновороссийские блоггеры (эти категории не стоит смешивать) одновременно растиражировали редкие, но, разумеется, все же нашедшиеся в социальных сетях комментарии таких украинцев, которые открыто радовались смертям пророссийских активистов.

Такого рода человеконенавистнические комментарии имели место как с российской, так и с украинской стороны, но в России их преподнесли как отражение настроений всех украинцев. Эти примеры сопровождались выводами о том, что украинцы за 23 года независимости деградировали сильнее, чем немцы при Гитлере, и перестали быть людьми. Главный вывод: с украинцами не о чем разговаривать, их надо уничтожать.

Еще в мае философ Александр Дугин, комментируя события в Одессе, призвал: «Убивать, убивать, убивать. Больше разговоров никаких не должно быть» (здесь ). «Украинские пользователи интернета существенно превзошли жителей Третьего рейха», – заявил месяц спустя гуру российских консерваторов Максим Соколов, имея в виду комментарии к видеозаписи с умирающей луганчанкой (здесь ). «Пожалуй, даже национал-социалисты Адольфа Гитлера не двигались столь стремительно», – написал в тот же день Андрей Сидорчик (здесь ). «Это даже не животные. Не надо оскорблять животных таким сравнением. Ни один зверь не убивает ради удовольствия. 23 года незалежной промывки мозгов превратила их в настоящих зомби. А потому всякие переговоры с ними о федерализации и прочем мечтательном прекраснодушии, похоже, надо оставить мечтателям. Вопрос встает совершенно однозначно: «Кто кого?», – рассуждает Александр Гришин (здесь ). «Свидомая Украина, ты сделала свой выбор. И после 2 июня 2014 года изменить его уже не сможешь. И тебе придётся пройти весь путь до конца. В Пекло», – говорит писатель Дмитрий Дзыговбродский, который первым обратил внимание на записи с украинских форумов по поводу погибшей луганчанки (здесь ).


A Separate Reality

В периоды информационных войн все СМИ действуют по одной модели: продвигают свою версию в ущерб версии противника. Разумеется, в странах, поддерживающих принцип свободы слова, невозможно вовсе не сообщить о версии противника, но по отношению к своей версии включается режим наибольшего благоприятствования. Так, например, освещая трагические события в одесском Доме профсоюзов 2 мая, украинские СМИ излагали общеизвестную канву событий, но при этом уделяли неоправданно много внимания малоправдоподобным версиям, которые объясняли гибель людей наличием в здании отравляющих веществ, неудачным обращением осажденных с «коктейлями Молотова» и т.п.

Такая же ситуация была и с освещением гибели людей в Луганске 2 июня: украинские СМИ не скрывали версию ракетного удара по Луганской ОГА, но усиленно продвигали версию о неудачном выстреле из ПЗРК в самом здании.

Но если украинские СМИ дают до неприличия большие преференции своим версиям излагаемых событий, то российские действуют иначе и вовсе не излагают неудобную для них версию, а зачастую, и общеизвестную канву событий. Если украинские СМИ сильно искажают реальные факты, то российские рисуют полностью выдуманную действительность.

Так, например, при уличных столкновениях пророссийских активистов с украинскими, российские СМИ всегда изображают первых жертвами нападения. Фото- и видеосвидетельства преступлений пророссийских активистов и сепаратистов регулярно преподносятся как свидетельства преступлений противоположной, украинской стороны. Сочиняются истории про десятки тысяч беженцев с востока Украины (первый раз такие вбросы через блоги и СМИ появились в первых числах марта), про расстрел раненых в железнодорожной больнице Красного Лимана, про расстрел «Правым сектором» украинских солдат под Волновахой «за то, что они отказались стрелять в народ» и т.п.

Речь идет не обо всех российских СМИ, многие из которых постарались не уходить далеко от объективности (например, РБК или Лента.Ру), но производство полностью выдуманной реальности было поставлено на поток и стало мейнстримом российского информационного поля. О распространенности и влиятельности такого подхода к освещению событий можно судить по тому, что на истории с расстрелами в Красном Лимане и под Волновахой сослался Владимир Путин, беседуя с журналистами сразу после торжеств по случаю празднования 70-летия высадки союзных войск в Нормандии (здесь ).

Это изменение российской информационной политики еще не было изучено и проанализировано, но на интуитивном уровне общество его осознало и отреагировало на него образованием таких неологизмов как «Киселев ТВ», «Геббельс ТВ» и «ЛайфГнус» (от Life News).


Große Lüge 2.0

В чем эффективность этого метода подачи информации? Принцип Große Lüge, известный широким массам в форме приписываемого Геббельсу высказывания: «чем больше ложь, тем скорее в нее поверят», не только не противоречит народной вере в лживость всех без исключения СМИ, но и удачно ее эксплуатирует. Считая, что СМИ искажают действительность, читатель всегда делает допуск на такие искажения. Например, если кто-то из ньюсмейкеров украинского силового блока (Аваков, Тымчук или Семенченко) говорит, что боевики массово сдаются, читателю ясно, что какие-то подобные случаи имели место, но не в таких масштабах. Если говорится о сотнях вооруженных чеченцев на Донбассе, потребитель информации понимает, что это число надо разделить на какую-то цифру.

Читая же в российских СМИ, что нацгвардия расстреляла сотни раненых в больнице, критически настроенный человек думает что это число преувеличено, гадает, не начали ли раненые стрельбу первыми, но он не догадается, что сам факт расстрела выдуман полностью. Даже широко распространенный в советское время метод «чтения между строк» не годится для работы с такого рода информацией, потому что он ориентирован на расчистку зерен истины от пропагандистского хлама, а современный российский новостной мейнстрим этих зерен не содержит изначально.

Этот переход от искажения действительности к изображению действительности полностью выдуманной совпал с переходом от ангажированных СМИ к пропагандистским и может быть условно датирован разгромом РИА «Новости», который Путин на пресс-конференции 19 декабря прямо пояснил тем, что государственные информационные ресурсы «должны возглавляться патриотично настроенными людьми» (здесь ).

Наличие в российском информационном поле двух конфликтующих реальностей, настоящей и выдуманной, создает принципиально новые условия для общества и заставляет его реагировать по, условно говоря, шизоидному типу, поскольку именно в сознании шизофреника сосуществуют две несовместимые картины мира. Оказавшись в такой априори противоречивой ситуации, человек через какое-то время проходит точку невозврата и отучается как-либо учитывать противоречащую его убеждениям информацию.

С этого момента человек может догадываться, а иногда – и видеть воочию, что нет и не может быть никаких толп «украинских фашистов» и «десятков тысяч» беженцев и в то же время он будет верить во все это. Может знать, что не было расстрела раненых в больнице, больше того: может сам быть связан с созданием этого информационного вброса, но при этом не усомнится в правдивости этой истории.


Темные зомби нас злобно гнетут

При всей алогичности той реальности, в которой живут люди, подверженные влиянию российской пропаганды, генезис этой реальности позволяет понять хотя бы то, откуда взялась эта алогичность. Так, например, абсурдность заголовков «Нового «народного мэра» назначили в Славянске» (РИА «Новости») или «В Славянске назначен новый «народный мэр» (РБК), на которую указал Федор Крашенинников (здесь ), только кажущаяся. Под «народным» деятели ДНР подразумевают не исходящее от народа, а противопоставленное антинародному режиму киевской хунты. «Народное» в их понимании, это «наше», «находящееся на нашей стороне». Русская речь до сих пор сохраняет распространившуюся в советское время классификацию окружающего мира с помощью деления на «наше» и «не наше» («наш человек», «Ты вообще за кого? – Я за наших», «не наши у вас мысли», «вот это по-нашему!», «наши люди в булочную на такси не ездят», – вплоть до названия прокремлевского движения «Наши»).

Именно поэтому противоположная сторона была стразу же названа в России «фашистами» и «хунтой», словами, обозначающими для советского сознания не что-то конкретное, а максимально враждебное и опасное «нашему». Допытываться, почему беззубый киевский режим был назван «хунтой», а поддержавшие его украинцы – фашистами, столь же бесполезно, как спрашивать о причинах именования назначенных мэров «народными». Все эти термины не несут политической нагрузки, они используются лишь от неумения жителей России и украинского юго-востока осознать и выразить сущностный для их советского менталитета конфликт между «нашими» и враждебным окружающим миром.

Комплексные противоречия исторического, культурного, политического и экономического характера между «киевской» Украиной и юго-востоком страны очевидны. Однако основой мощной сепаратистской волны, поднявшейся в феврале-марте в Крыму и на востоке Украины, стали не эти реально существующие и давно обсуждаемые противоречия, а внезапный приступ иррационального страха, выразившегося в ожидании нашествия враждебных «чужаков» («фашистов», «Правого сектора», американских наемников) и полного запрета говорить на родном языке. До сих пор в самых разных кругах общества находят отклик совершенно нелепые слухи о фильтрационных лагерях для жителей Донбасса, о готовящемся массовом переселении «западенцев» на восток страны и т.д.

Ситуация такого массового стресса была достигнута и до сих пор поддерживается с помощью специальных информационных технологий, в частности, с помощью рассмотренного выше приема, когда оппонент изображается, а иногда даже прямо называется существом другого биологического вида, кровожадным зомби, вести переговоры с которым не только глупо, но и преступно.


И перекрыли эникей

Надо отметить, что нынешняя российская информационная ситуация, при казалось бы, очевидном сходстве со стандартной для тоталитарных государств медийной моделью, уникальна. До Путина никто не решал задачу тотального контроля в условиях практически неконтролируемого доступа общества к оппозиционным и зарубежным источникам информации. Деятельность членов движения «Наши», так называемых «кремлевских ботов» и «ольгинских троллей» с одновременной установкой для СМИ отказаться привычной им роли «стоящего над схваткой», заняться прямой пропагандой и спуститься поближе к зрителю, которого раньше требовалось просвещать в вопросах политики – все это обеспечивало надежный контроль над настроениями подавляющего большинства общества. В этой ситуации закрывать гражданам свободный доступ к информации стало уже незачем. Отдельные шаги в этом направлении, которые власть все же делает, объясняются инерцией мышления, неприязнью к свободным СМИ, личными мотивами, но не необходимостью.

Россия с ее вторичной экономикой и угасающим научным потенциалом внезапно оказалась обладательницей самых передовых политтехнологий. Эти манипулятивные технологии перспективны и чрезвычайно эффективны. В настоящее время Кремль направляет и контролирует настроения не только граждан России, но подавляющее большинство потребителей распространяемого через СМИ и блоги русскоязычного информационного контента.

Это позволяет России вести против Украины войну нового типа. Сколько бы мы ни говорили о «зеленых человечках», российских инструкторах и чеченских наемниках, но главные политические действия в рамках необъявленной войны (референдумы в Крыму, Донецкой и Луганской областях), а также военные действия ведут граждане Украины, не осознавая при этом, что действуют строго в рамках, заданных российской пропагандистской кампанией. Те граждане, которые в один злосчастный день неожиданно испугались, что из соседнего города придут фашисты, запретят им говорить на родном языке, а затем и вовсе убьют.

Общие разговоры о манипулировании, об Оруэлле, Геббельсе и фильме «Хвост виляет собакой» не приблизят нас к пониманию феномена российской пропаганды. Созданные Россией технологии работы с общественным мнением качественно сложнее западных, советских или, например, геббельсовских, и позволяют решать задачи, которые в таком объеме не способно поставить перед собой ни одно современное государство. Россия стала очень опасной страной – для себя, для мира, для всех.