За нами не следят, но о каждом из нас в сети много информации, которую обрабатывают выборочно

Смотрел по телеканалу 24док английский фильм «Стереть Дэвида» — о якобы тотальном электронном контроле над каждым. Это ерунда. На серверах поисковиков может скапливаться тьма информации о каждом из нас, на каком-нибудь Викиликс имеются сотни тысяч файлов дипломатической переписки, но кто будет разгребать, идентифицировать, систематизировать? Ведь необходимо оценивать информацию, это дело субъектное, робот не годится, нужен эксперт. Ни в штате ЦРУ, ни тем более в штате ФСБ нет столько компетентных обработчиков информации, чтобы мониторить хотя бы десяток тысяч персон.

Да, есть разнообразные многомиллионные базы паспортных данных на граждан, можно при желании сканировать электронную почту и телефонные разговоры и даже скрытую видеосъемку отдельных лиц и потом выложить в каком-нибудь СМИ, чтобы скомпрометировать человека, наблюдали много раз, — однако вести досье на всех никому пока не по силам. Легко фиксировать нарушителей или разыскиваемых, но к спискам таковых обращаются при надобности. И выясняют личные данные.

Раньше было проще — в органы стучали, оперативник заносил в досье, иногда устраивалась слежка-прослушка, на допросах демонстрировали всезнание. Так, в 1960-1980-е годы меня не раз разыскивали по вероятным адресам и вызывали на «беседу» в КГБ и там нередко оглашали касающуюся меня конфиденциальную информацию. Что-то — от прослушки, а что-то — от стукачей. Разумеется, я уходил в глухое отрицалово, никого из товарищей по «русской партии» не выдал, а сам соображал, кто на меня мог настучать или когда я и с кем говорил по телефону.

Легко меня вычислили и нашли после того, как в 1977 году я в Ростове-на-Дону раскурочил какого-то армянского цеховика, изъяв у него финансовую документацию, и он прислал ко мне домой в Люберцы своего представителя-следователя для переговоров. Я тогда сам подставился — переночевал в гостинице обкома партии, и следователь по припомненному кем-то номеру черной «Волги», на которой я рассекал город и окрестности в день операции, вышел на этот партийный домик и соответственно на мои паспортные данные.

С компьютерами стало проще. Когда лет десять назад находился в федеральном розыске, то следователи легко разыскали адреса родных, и однажды даже засекли на квартире дочери и ломились в дверь, я не прореагировал. Затем я подружился с майором милиции Денисом Евсюковым (его посадили за стрельбу, которую он в минуту меланхолии и спьяна учинил в магазине и убил двоих), и я рассказал ему, как на меня состряпали уголовное дело. Денис Викторович оказался отзывчивым и склонным к справедливости человеком и, ознакомившись с бумагами о моей непричастности к приписываемому мне преступлению, совершенно безвозмездно стер меня из базы данных разыскиваемых. Буквально через три недели меня задержали сотрудники ФСО, когда я стоял в пикете протеста на Новом Арбате, а это правительственная трасса. Меня посадили в спецавтомобиль ФСО и при мне «пробили» меня по базе данных. «Чисто!» — сказал оперативник. И меня отпустили. Евсюков сработал честно.

Предпочитаю быть открытым, скрывать нечего, но лучше фильтровать базар и поменьше шутить, дабы потом не использовали против тебя и не склеили какой-либо позорящий диалог. Но поскольку призывы-предложения к модернизации России не находят отклика в обществе, то вряд ли кто-то ныне меня мониторит. Меня как будто уже нет, для надзирающих не интересен. Бояться нечего.