У бурлаковартель с жестким уставом и четырнадцатичасовым рабочим днем. В случае транспортировки судна вдоль берега «шишка» идет первым, за ним «подшишельные» и «тягуны». Замыкают ватагу в ходке «косные», чья задача — отцеплять от каната ветки и перекидывать его через кусты и камни.
В начале 1990-х
годов отечественные скоробогачи, не имевшие ни капитанских, ни штурманских
шевронов, ни соответствующей профессиональной команды, по дешевке скупали суда
брошенных государством волжских пароходств. А потом, прогорев на
пассажирско-грузовом бизнесе, задумались: что с ними делать? Иные безуспешно
пытались превратить корабли в казино, гостиницы, комфортабельные квартиры —
ведь живет же французский актер Пьер Ришар в барже на Сене! Другие захотели
выручить хоть часть пропавших вложений на металлоломе. Но, оказалось, доставка
судов на перерабатывающие заводы убыточна. Брошенные, бесхозные корабли сотнями
лежали по берегам Волги, пока не объявились артели необурлаков.
Ради эксперимента
я решил примкнуть к бурлацкой артели. Ненадолго, конечно.
Бурлаки собирались на знаменитой блошиной
бирже рабсилы, что раскинулась у Усть-Курдюмского тракта, вдоль гористого
берега Волги, выше Саратова. Там, среди разношерстного люда, в основном
бомжеватого, дожидающегося работодателей в надежде подкалымить грузчиками на
дачах, я сразу заметил особо обтерханную ватагу молодцов. Некоторые из них с
утра пораньше поправляли здоровье из грязных пластиковых стаканчиков, но
большинство, расстелив телогрейки, а то и просто на земле, храпели во всю
насосную завертку. Любопытная деталь – на пятках потенциальных работников мелом
была накарябана цена их труда – от ста до пятисот рублей за день. Нравится –
буди, нет – ступай с Богом.
Я остановился возле двух крупных бичей,
степенно беседующих о достоинствах пенькового каната.
— Тут бурлаки собираются?
— Тут собираются. — подтвердил один из
мужиков. Потом, смерив меня взглядом и сделав какие-то свои выводы, добавил — А
проститутки — дальше.
— Хочу к вам наняться, подработать. Дня
три-четыре. – я пропустил мимо ушей замечание о проститутках.
— Ну, гони вступительный пузырь,
присаживайся. Только учти, с твоей комплекцией больше трех сотен в день не
заработаешь. — бич чернозубо улыбнулся — Меня Валера зовут, а это Гарик, он у
нас в бригаде шишка.
Я был немедленно просвещен, что в отличие от
грузцов, у бурлаков артель с жестким уставом и четырнадцатичасовым рабочим
днем. Что бригада уже выбрала старосту, кашевара и «шишку» — самого умелого и
сильного лидера, как раз Гарика. В случае транспортировки судна вдоль берега
шишка идет первым, за ним подшишельные и тягуны. Замыкают ватагу в ходке
«косные», чья задача — отцеплять от каната ветки и перекидывать его через кусты
и камни.
— А куда мне?
— Пойдешь в «черпаки» — снисходительно
назначил меня Гарик, щеголявший в ватных штанах и брезентовых строительных
ботинках на несгибаемой подошве — Из трюма воду вычерпывать, чтоб посудина не
утонула к едрене-фене.
— Арбузы буксируете? — продолжал я любопытствовать,
сладострастно представляя себя в трюме баржи заполненной арбузами.
— Спятил! — сурово оборвали мои измышления
бурлаки — Дырявые посудины на резку таскаем! По нормальному, буксиром, их
возить невыгодно: аренда буксира, горючка, кран, помпы — воду откачивать,
страховка. Все это знаешь, в какую копейку влетает! Металл не окупается, это ж
не атомная лодка. А мы, что: берем по-божески, а работаем как волы. И
коммерсантам выгодно, и бурлаки при деле. Видал, сколько ржавых пароходов по
берегам накопилось? На наш век работы хватит.
В тот день
как раз намечалась буксировка на металлорезку старой баржи. Покуривая, Валера и
Гарик сообщили мне, что корыто будет уже седьмым судном, которое в этом сезоне
их ватага поволочет на слом.
— Так. — «шишка» Гарик строго оглядел бригаду
— Все собрались и похмелились. Пошли на работу.
Баржа типа «СШ» тухла на мели, носом в
камышах, в сазанских плавнях. Когда основная бригада добрались до нее на
заказанных хозяином-работодателем автобусах, несколько бомжей-бурлаков уже
копошились на палубе. Они навязывали канаты, прилаживали тяжеленное, с ручками,
бревно кабестана. Тащить баржу предстояло «комплексным методом» — бечевым, на
плечах у бурлаков, шедших по берегу с бечевкой, и завозными якорями. Это когда
на лодке завозится вперед якорь, а потом судно подтягивается к нему
лебедкой-кабестаном.
— Впряглись! — скомандовал Гарик.
Я, как был в джинсах и майке, с десятком
самых слабосильных бурлаков спустился с ведрами в трюм и встал по пояс в
мазутных кляксах. Баржа со страшным скрежетом сошла с мели и сразу со всех
щелей в трюм хлынула темная волжская вода. Конвейер заработал. На палубе канат
начали выбирать, и судно медленно, очень медленно продвигалось вперед.
Вычерпывая воду и передавая ведра наверх, я услышал, как запряженные в рычаги
кабестана бурлаки надрывно затянули: «Эй! Эй! Тяни канат смелей! Эх ты, Волга,
мать-река!» Шаляпину было далеко до их натужной искренности. В это время вторая
половина артели грузила в лодку другой якорь, и цикл повторялся.
Вода в трюме, между тем, прибывала и достигла
уже груди. В светлом окошке люка появился Валера с длинным шестом, на котором
были нарезаны метры. Он мерил глубину воды внутри баржи. «Как там?» — окликнули
его с палубы — «Под табак!» — с неуместной, на мой взгляд, веселостью ответил
подшишельный. Тут я обратил внимание, что у напарников-черпаков сигаретные
пачки, действительно, были привязаны резиночками под подбородками, и формула
«под табак» имеет самый конкретный смысл. Спохватившись, я лапнул себя по
карманам и извлек наружу раскисшие сигареты.
— Фу, черт!
Баржа в тот день, как-то ни удивительно, не
утонула, и через четыре дня адской работы ватага подтащила ее к металлобазе.
Впрочем, в последние два дня я пошел на повышение — трудился «косным» и только
поэтому, наверное, не слег со смертельной простудой. Выдав честный расчет,
Гарик напутствовал меня словами:
— Следующий месяц подходи, славно заработаем.
Видел фильм «Жестокий романс»? Так вот, колесный пароход, который там снимался,
«Ласточка», ржавеет в районе Волго-Донского канала. Большой путь предстоит его
волочь, но и бакшиш хороший.
— Для бурлацкого дела, — отшутился я –
последнюю тельняшку на бикини порву!
